"Сейчас мне пришло в голову, что ведь, пожалуй, и Аскольдовы подопечные Сережка Петух и Ахмет-богатур заметно отличаются и от моих ребятишек, и от всего остального их класса. Холодные драчуны. Кадеты. Маленькие аскольдики. Это уже неконтролируемое размножение! Ей-богу, хватит с нас и одного Аскольда.Настроение, и без того не радужное, вконец у меня испортилось. Врачу, исцелися сам. Педагогу, воспитай себя, а уже потом суйся воспитывать других. А то ты такого навоспитаешь, что сотня Г. А. их не перевоспитает."

"Видимо, Г. А. своей статьей попал в самое больное место, я даже не понимаю, в какое именно. О Флоре – почти ни слова. Такое впечатление, что про нее забыли совсем. Мне даже пришло в голову, что Г. А., может быть, нарочно выступил со своей статьей, чтобы перевести огонь на себя. Чтобы они оставили в покое Флору и разрядились на него."
А я даже, кажется, знаю, в какое из. "Вы не умеете воспитывать детей". Вы их воспитаете по образу и подобию, халтурно, кое-как, стремсясь подсидеть друг друга на должностях, срывая на молодом поколении усталость - и имеете на выходу Флору, наркоманию, социальную пассивность. То, что вызывает отвращение и брезгливость. А от главы педагогического лицея "вы не умеете воспитывать детей" - это пинок всей общественности настолько больной, что действительно, волком взвоешь. Вот через что должен в самом начале был пройти мир Полудня: система педагогических лицеев, в которой с каждым годом вырастают люди, осознающие, насколько не умеют воспитывать детей средние родители - и, как финал, общая система лицеев. Какие при этом шли социальные протесты, социальная ломка и волнения - мне и представить сложно. Вот оно - главное допущение Полудня.

"Они поговорили о чем-то. Коротко и невнятно. Деталей не помню никаких. Помню только, что чудаковатый тип говорил голосом и тоном, совсем не подходящим ему ни по виду его, ни по ситуации. Ах, как жалею я сейчас, что не прислушался я тогда к их разговору. А запомнились мне лишь последние слова Г. А. – видимо, я тут же отнес их к самому себе:«Да перестаньте вы, в самом деле. Ну какой я вам терапевт? Я самый обыкновенный пациент...»
Солнце уже высунулось из-за холмов, и я увидел на западе, там, где проходила дорога, ярко и весело освещенную, желтую клубящуюся стену. Это была пыль. Колонна свернула с шоссе и двигалась к нам."