Рэй Брэдбери, "Вино из одуванчиков"

И потом все лето обе девочки и Том часто сидели в ожидании на

ступеньках крыльца миссис Бентли, как птицы на жердочке. А когда слышались

серебряные колокольчики мороженщика, дверь отворялась и из дома выплывала

миссис Бентли, погрузив руку в кошелек с серебряной застежкой, и целых

полчаса они оставались на крыльце вместе, старуха и дети, и смеялись, и лед

таял, и таяли шоколадные сосульки во рту. Теперь наконец они стали добрыми

друзьями.

-- Сколько вам лет, миссис Бентли?

-- Семьдесят два.

-- А сколько вам было пятьдесят лет назад?

-- Семьдесят два.

-- И вы никогда не были молодая и никогда не носили лент и вот таких

платьев?

-- Никогда.

-- А как вас зовут?

-- Миссис Бентли.

-- И вы всю жизнь прожили в этом доме?

-- Всю жизнь.

-- И никогда не были хорошенькой?

-- Никогда.

-- Никогда-никогда за тысячу миллионов лет? В душной тишине летнего

полудня девочки пытливо склонялись к старой женщине и ждали ответа.

-- Никогда,--отвечала миссис Бентли.--Никогда-никогда за тысячу

миллионов лет.



*тихо плачет*



весь отрывок целикомСтарая миссис Бентли и сама не могла бы сказать, кар все это началось.

Она часто видела детей в бакалейной лавке--точно мошки или обезьянки,

мелькали они среди кочанов капусты и связок бананов, и она улыбалась им, и

они улыбались в ответ. Миссис Бентли видела, как. они бегают зимой по снегу,

оставляя на нем следы, как вдыхают осенний дым на улицах, а когда цветут

яблони -- стряхивают с плеч облака душистых лепестков, но она никогда их не

боялась. Дом у нее в образцовом порядке, каждая мелочь на своем привычном

месте, полы всегда чисто выметены, провизия аккуратно заготовлена впрок,

шляпные булавки воткнуты в подушечки, а ящики комода в спальне доверху

набиты всякой всячиной, что накопилась за долгие годы.

Миссис Бентли была женщина бережливая. У нее хранились старые билеты,

театральные программы, обрывки кружев, шарфики, железнодорожные пересадочные

билеты -- словом, все приметы и свидетельства ее долгой жизни.

-- У меня куча пластинок,-- говорила она.-- Вот Карузо: это было в

Нью-Йорке, в девятьсот шестнадцатом;

мне тогда было шестьдесят, и Джон был еще жив... А вот Джун Мун--это,

кажется, девятьсот двадцать четвертый год, Джон только что умер...

Вот это было, пожалуй, самым большим огорчением в ее жизни: то, что она

больше всего любила слушать, видеть и ощущать, ей сохранить не удалось. Джон

остался далеко в лугах, он лежит там в ящике, а ящик надежно спрятан под

травами, а над ним написано число... и теперь ей ничего от него не осталось,

только высокий шелковый цилиндр, трость да выходной костюм, что висит в

гардеробе. А все остальное пожрала моль.

Но миссис Бентли сохранила все, что могла. Пять лет назад, когда она

переехала в этот город, она привезла с собой огромные черные сундуки -- там,

пересыпанные шариками нафталина, лежали смятые платья в розовых цветочках и

хрустальные вазочки ее детства. Покойный муж владел всякого рода недвижимым

имуществом в разных городах, и она передвигалась из одного города в другой,

словно пожелтевшая от времени шахматная фигура из слоновой кости, продавая

все подряд, пока не очутилась здесь, в чужом, незнакомом городишке,

окруженная своими сундуками и темными уродливыми шкафами и креслами,

застывшими по углам, будто давно вымершие звери в допотопном зоологическом

саду.

Происшествие с детьми случилось в середине лета. Миссис Бентли вышла из

дому полить дикий виноград у себя на парадном крыльце и увидела, что на

лужайке преспокойно разлеглись две девочки и мальчик,--свежескошенная трава

покалывала их голые руки и ноги, и это им явно нравилось.

Миссис Бентли благодушно улыбнулась всем своим желтым морщинистым

лицом, и в эту минуту из-за угла появилась тележка с мороженым. Точно

оркестр крошечных эльфов, она вызванивала ледяные мелодии, острые и колючие,

как звон хрустальных бокалов в умелых руках, созывая и маня к себе всех

вокруг. Дети тотчас же сели и все разом, словно подсолнухи к солнцу,

повернули головы в сторону тележки.

--Хотите мороженого?--спросила миссис Бентли и окликнула: -- Эй, сюда!

Тележка остановилась, звякнули монетки, и в руках у миссис Бентли

очутились бруски душистого льда. Дети с полным ртом поблагодарили ее и

принялись с любопытством разглядывать -- от башмаков на пуговицах до седых

волос.

-- Дать вам немножко? -- спросил мальчик.

-- Нет, детка. Я уже старая, и мне ничуть не жарко. Я, наверно, не

растаю даже в самый жаркий день,-- засмеялась миссис Бентли.

Со сладкими сосульками в руках дети поднялись на тенистое крыльцо и

уселись рядышком на ступеньку.

-- Меня зовут Элис, это Джейн, а это--Том Сполдинг.

-- Очень приятно. А я -- миссис Бентли. Когда-то меня звали Элен.

Дети в изумлении уставились на нее.

-- Вы не верите, что меня звали Элен?--спросила миссис Бентли.

-- А я не знал, что у старух бывает имя,--жмурясь от солнца, ответил

Том.

Миссис Бентли сухо засмеялась.

-- Он хочет сказать, старух не называют по имени,-- пояснила Джейн.

-- Когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, дружок, тебя тоже

никто не станет называть Джейн. Стариков всегда величают очень

торжественно--только "мистер" или "миссис", не иначе. Люди помоложе не хотят

называть старуху Элен. Это звучит очень легкомысленно.

---- А сколько вам лет? -- спросила Элис.

-- Ну, я помню даже птеродактиля,--улыбнулась миссис Бентли.

-- Нет, правда, сколько?

-- Семьдесят два.

Дети задумчиво пососали свои ледяные лакомства.

-- Да-а, уж это старая так старая,-- сказал Том.

-- А ведь я чувствую себя так же, как тогда, когда была в вашем

возрасте,-- сказала миссис Бентли.

-- В нашем?

-- Конечно. Когда-то я была такой же хорошенькой девчуркой, как ты,

Джейн, и ты, Элис. Дети молчали.

-- В чем дело?

-- Ни в чем.

Джейн поднялась на ноги.

-- Как, неужели вы уже уходите? Даже не доели мороженое... Что-нибудь

случилось?

-- Мама всегда говорит, что врать нехорошо,--заметила Джейн.

-- Конечно, нехорошо. Очень плохо,-- подтвердила миссис Бентли.

-- И слушать, когда врут,-- тоже нехорошо.

-- Кто же тебе соврал, Джейн? Джейн взглянула на миссис Бентли и

смущенно отвела глаза.

-- Вы.

--- Я?--Миссис Бентли засмеялась и приложила сморщенную руку к тощей

груди.-- Про что же?

-- Про себя. Что вы были девочкой. Миссис Бентли выпрямилась и застыла.

-- Но я и правда была девочкой, такой же, как ты, только много лет

назад.

-- Пойдем, Элис. Том, пошли.

-- Постойте,-- сказала миссис Бентли.-- Вы что, не верите мне?

-- Не знаю,-- сказала Джейн.-- Нет, не верим.

-- Но это просто смешно! Ведь ясно же: все когда-то были молодыми!

-- Только не вы,--потупив глаза, чуть слышно шепнула Джейн, словно про

себя. Ее палочка от мороженого упала в лужицу ванили на крыльце.

-- Ну, конечно, мне было и восемь, и девять, и десять лет, так же, как

всем вам.

Девочки хихикнули, но, спохватившись, тотчас умолкли.

Глаза миссис Бентли сверкнули.

-- Ладно, не могу я целое утро спорить без толку с маленькими

глупышами. Ясное дело, мне тоже когда-то было десять лет, и я была такая же

глупая.

Девочки засмеялись. Том смущенно поежился.

-- Вы просто шутите,--все еще смеясь, сказала Джейн.--По правде, вам

никогда не было десяти лет, да?

-- Ступайте домой!--вдруг крикнула миссис Бентли, ей стало невтерпеж

под их взглядами.--Нечего тут смеяться!

-- И вас вовсе не зовут Элен?

-- Разумеется, меня зовут Элен!

-- До свиданья!--сквозь смех крикнули девочки, убегая по лужайке; Том

поплелся за ними.--Спасибо за мороженое!

-- Я и в классы играла!--крикнула им вдогонку миссис Бентли, но их уже

не было.

Весь день после этого миссис Бентли яростно громыхала чайниками и

кастрюлями, с шумом готовила свой скудный обед и то и дело подходила к двери

в надежде поймать этих дерзких дьяволят--уж наверно они бродят где-нибудь

поблизости и смеются. Впрочем... если она и увидит их снова, что им сказать?

Да и с какой стати они занимают ее мысли?

-- Подумать только, --- сказала миссис Бентли, обращаясь к изящной

фарфоровой чашечке, расписанной букетиками роз.--В жизни еще никто не

сомневался, что и я когда-то была девочкой. Это глупо и жестоко. Я ничуть не

горюю, что я уже старая... почти не горюю. Но отнять у меня детство -- ну уж

нет!

Ей казалось -- дети бегут прочь под дуплистыми деревьями, унося в

холодных пальцах ее юность, незримую как воздух.

После ужина миссис Бентли, сама не зная зачем, с бессмысленным

упорством наблюдала, как ее руки, точно пара призрачных перчаток на

спиритическом сеансе, собирают в надушенный носовой платок некие необходимые

предметы. Потом она вышла на крыльцо и простояла там, не шевелясь, добрых

полчаса.

Наконец, внезапно, точно спугнутые ночные птицы, мимо пронеслись дети,

но оклик миссис Бентли остановил их на лету:

-- Что, миссис Бентли?

-- Поднимитесь ко мне на крыльцо,-- приказала она. Девочки

повиновались, следом поднялся и Том.

-- Что, миссис Бентли?

Они старательно нажимали на слово "миссис", как будто это и было ее

настоящее имя.

-- Я хочу показать вам несколько очень дорогих мне вещей.

Миссис Бентли развернула надушенный узелок и сперва заглянула в него

сама, точно ожидала найти там нечто удивительное и для себя. Потом вынула

маленькую круглую гребенку, на ней поблескивали фальшивые бриллиантики.

-- Я носила ее в волосах, когда мне было девять лет,-- объяснила она.

Джейн повертела гребенку в руке.

-- Очень мило.

-- Покажи-ка! -- закричала Элис.

-- А вот крохотное колечко, я носила его, когда мне было восемь

лет,--продолжала миссис Бентли.--Видите, теперь оно не лезет мне на палец.

Если посмотреть на свет, видна Пизанская башня, кажется, что она вот-вот

упадет.

-- Ну покажи мне, Джейн!

Девочки передавали колечко друг другу, и наконец оно очутилось на

пальце у Джейн.

-- Смотрите, оно мне. как раз!--воскликнула она.

-- А мне--гребенка! --изумилась Элис.

Миссис Бентли вынула из платка несколько камешков.

-- Вот,--сказала она.--Я в них играла, когда была маленькая.

Она подбросила камешки, и они упали на крыльцо причудливым созвездием.

-- А теперь взгляните.--И старуха торжествующе подняла вверх

раскрашенную фотографию, свой главный козырь. Фотография изображала миссис

Бентли семи лет от роду, в желтом, пышном, как бабочка, платье, с

золотистыми кудрями, синими-пресиними глазами и пухлым ротиком херувима.

-- Что это за девочка?--спросила Джейн.

-- Это я!

Элис и Джейн впились глазами в фотографию.

-- Ни капельки не похоже,--просто сказала Джейн.-- Кто хочешь может

раздобыть себе такую карточку.

Они подняли головы и долго вглядывались в морщинистое лицо.

-- А у вас есть еще карточки, миссис Бентли?--спросила

Элис.--Какие-нибудь попозже? Когда вам было пятнадцать лет, и двадцать, и

сорок, и пятьдесят?

И девочки торжествующе захихикали.

-- Я вовсе не обязана ничего вам показывать,--сказала миссис Бентли.

-- А мы вовсе не обязаны вам верить,-- возразила Джейн.

-- Но ведь эта фотография доказывает, что и я была девочкой!

-- На ней какая-то другая девочка, вроде нас. Вы ее у кого-нибудь

взяли.

-- Я и замужем была!

-- А где же мистер Бентли?

-- Он давно умер. Если бы он был сейчас здесь, он бы рассказал вам,

какая я была молоденькая и хорошенькая в двадцать два года.

-- Но его здесь нету, и ничего он не может рассказать, и ничего это не

доказывает.

-- У меня есть брачное свидетельство.

-- А может, вы его тоже у кого-нибудь взяли. Нет, вы найдите такого

человека, чтоб сказал, что видел вас много-много лет назад и вам было десять

лет,-- вот тогда я поверю, что вы в самом деле были молодая.--И Джейн даже

зажмурилась, уверенная в своей правоте.

-- Тысячи людей видели меня в то время, но они уже умерли, дурочка, или

больны, или живут в других городах. А в вашем городе я не знаю ни души, я

ведь совсем недавно тут поселилась, и никто здесь не видел меня молодой,

-- Ага, то-то!--И Джейн подмигнула Тому и Элис.-- Никто не видел!

-- Да погоди же!--Миссис Бентли схватила девочку за руку.--Таким вещам

верят без всяких доказательств. Когда-нибудь вы будете такие же старые, как

я. И вам тоже люди не станут верить. Они скажут: "Нет, эти старые вороны

никогда не были ласточками, эти совы не могли быть иволгами, эти попугаи не

были певчими дроздами". Да, да, придет день--и вы станете такими же, как я!

-- Ну нет,--ответили девочки.--Ведь правда этого не может

быть?--спрашивали они друг друга.

-- Вот увидите,--сказала миссис Бентли. А про себя думала: господи

боже, дети есть дети, а старухи есть старухи, и между ними пропасть. Они не

могут представить себе, как меняется человек, если не видели этого

собственными глазами.

-- Вот ты,-- обратилась она к Джейн,-- неужели ты не замечала, что твоя

мама с годами меняется?

-- Нет,-- ответила Джейн.-- Она всегда была такая, как теперь.

И это правда. Когда живешь все время рядом с людьми, они не меняются ни

на йоту. Вы изумляетесь происшедшим в них переменам, только если расстаетесь

надолго, на годы. И миссис Бентли вдруг показалось, что она целых семьдесят

два года мчалась в грохочущем черном поезде, и вот наконец поезд остановился

у вокзала и все кричат:

"Ты ли это, Элен Бентли?!"

-- Теперь мы, пожалуй, пойдем домой,-- сказала Джейн.--Спасибо за

колечко, оно мне в самый раз.

-- Спасибо за гребенку, она очень красивая.

-- Спасибо за карточку той девочки.

-- Погодите!--закричала миссис Бентли им вслед (они уже сбегали по

ступенькам).--Отдайте! Это все мое!

-- Не надо,-- попросил Том, догоняя девочек.-- Отдайте.

-- Нет, она все это украла. Это все вещи какой-то девочки, а она их

просто украла. Спасибо!--еще раз крикнула Элис.

Миссис Бентли кричала, звала, но они исчезли, точно мотыльки в ночи.

-- Простите,-- сказал Том. Он снова стоял на лужайке и глядел на миссис

Бентли. Потом и он ушел.

"Они унесли мое колечко, и мою гребенку, и фотографию,--думала миссис

Бентли; она стояла на крыльце и вся дрожала. ---И ничего не осталось, совсем

ничего! Ведь это была часть моей жизни!"

Ночью, лежа среди своих сундуков и безделушек, она долгие часы не

смыкала глаз. Она обводила взглядом тщательно сложенные в стопки лоскуты,

игрушки и страусовые перья и говорила вслух:

-- Да полно, мое ли все это?

Может быть, просто старуха пытается уверить себя, что и у нее было

прошлое? В конце концов, что минуло, того больше нет и никогда не будет.

Человек живет сегодня. Может, она и была когда-то девочкой, но теперь это

уже все равно. Детство миновало, и его больше не вернуть.

В комнату дохнул ночной ветер. Белая занавеска трепетала на темной

трости, что стояла у стены рядом со всякой всячиной, копившейся долгие годы.

Порыв ветра качнул трость, и она с негромким стуком упала прямо в пятно

лунного света на полу. Сверкнул золотой набалдашник. Это была парадная

трость ее покойного мужа. Казалось, он указывает ею сейчас на миссис Бентли,

как это бывало, когда они--очень редко!--ссорились и он увещевал ее своим

мягким, печальным и рассудительным голосом.

-- Дети правы,-- сказал бы он ей.-- Они у тебя ничего не украли,

дорогая. Все это уже не принадлежит тебе. Оно принадлежало той, другой тебе,

и это было так давно.

Господи, подумала миссис Бентли. И тут, словно зашипел валик старинного

фонографа под стальной иголкой, она ясно услышала свой разговор с мужем.

Мистер Бентли, такой подтянутый, даже немного чопорный, с розовой гвоздикой

на безукоризненном лацкане, говорил ей:

-- Дорогая, ты никак не можешь понять, что время не стоит на месте. Ты

всегда хочешь оставаться такой, какой была прежде, а это невозможно: ведь

сегодня ты уже не та. Ну зачем ты бережешь эти старые билеты и театральные

программы? Ты потом будешь только огорчаться, глядя на них. Выкинь-ка их

лучше вон.

Но она упрямо хранила все билеты и программы.

-- Это не поможет,-- говорил мистер Бентли, попивая свой чай.--Как бы

ты ни старалась оставаться прежней, ты все равно будешь только такой, какая

ты сейчас, сегодня. Время гипнотизирует людей. В девять лет человеку

кажется, что ему всегда было девять и всегда так и будет девять. В тридцать

он уверен, что всю жизнь оставался на этой прекрасной грани зрелости. А

когда ему минет семьдесят--ему всегда и навсегда семьдесят. Человек живет в

настоящем, будь то молодое настоящее или старое настоящее; но иного он

никогда не увидит и не узнает.

Это был один из немногих и очень дружеских споров в их мирной семейной

жизни. Джон никогда не одобрял ее склонности собирать памятки о прошлом.

-- Будь тем, что ты есть, поставь крест на том, чем ты была,--говорил

он.--Старые билеты--обман. Беречь всякое старье -- только пытаться обмануть

себя.

Был бы он жив сегодня, что бы он сказал?

-- Ты бережешь коконы, из которых уже вылетела бабочка,-- сказал бы

он.-- Старые корсеты, в которые ты уже никогда не влезешь. Зачем же их

беречь? Доказать, что ты была когда-то молода, невозможно. Фотографии? Нет,

они лгут. Ведь ты уже не та, что на фотографиях.

-- А письменные показания под присягой?

-- Нет, дорогая, ведь ты не число, не чернила, не бумага. Ты -- не эти

сундуки с тряпьем и пылью. Ты -- только та, что здесь сейчас, сегодня,

сегодняшняя ты.

Миссис Бентли кивнула. Ей стало легче дышать.

-- Да, я понимаю... Понимаю.

Трость с золотым набалдашником поблескивала в лунных бликах на ковре.

-- Утром я со всем этим покончу,-- сказала миссис Бентли, обращаясь к

трости.--Отныне я буду только тем, что я есть сегодня. Да, решено, так и

будет.

И она уснула.

Утро настало зеленое, солнечное, в дверь уже осторожно стучались обе

девочки.

-- У вас есть еще что-нибудь для нас, миссис Бентли? Еще какие-нибудь

вещи той девочки?

Миссис Бентли повела их из прихожей в библиотеку.

-- Возьми вот это.--И она протянула Джейн платье, в котором когда-то, в

пятнадцать лет, играла дочь мандарина.-- И это, и вот это.-- Она отдала

калейдоскоп и увеличительное стекло.--Берите все, что хотите,--говорила

миссис Бентли.-- Книги, коньки, куклы, все... Все это ваше.

-- Наше?!

-- Только ваше. И вот что: помогите мне в одном деле, я собираюсь

развести на заднем дворе большой костер. Нужно вынуть все из сундуков и

выбросить всякий хлам, пусть его забирает старьевщик. Все это уже не мое.

Ничего нельзя сохранить навеки.

-- Мы поможем,-- сказали девочки.

Миссис Бентли повела их на задний двор. Она захватила коробку спичек,

девочки несли по охапке всякой всячины.

И потом все лето обе девочки и Том часто сидели в ожидании на

ступеньках крыльца миссис Бентли, как птицы на жердочке. А когда слышались

серебряные колокольчики мороженщика, дверь отворялась и из дома выплывала

миссис Бентли, погрузив руку в кошелек с серебряной застежкой, и целых

полчаса они оставались на крыльце вместе, старуха и дети, и смеялись, и лед

таял, и таяли шоколадные сосульки во рту. Теперь наконец они стали добрыми

друзьями.

-- Сколько вам лет, миссис Бентли?

-- Семьдесят два.

-- А сколько вам было пятьдесят лет назад?

-- Семьдесят два.

-- И вы никогда не были молодая и никогда не носили лент и вот таких

платьев?

-- Никогда.

-- А как вас зовут?

-- Миссис Бентли.

-- И вы всю жизнь прожили в этом доме?

-- Всю жизнь.

-- И никогда не были хорошенькой?

-- Никогда.

-- Никогда-никогда за тысячу миллионов лет? В душной тишине летнего

полудня девочки пытливо склонялись к старой женщине и ждали ответа.

-- Никогда,--отвечала миссис Бентли.--Никогда-никогда за тысячу

миллионов лет.