the human behind.
Пальцы нервно ломают сухой кренделек, крошат по тарелке.
- На.. Попей воды..
Я реагирую автоматически, не я - Ли - когда женщина в истерике, надо дать ей воды.
- Я очень тебя люблю. Правда... Не смей нас бросать.
Моя жизнь напоминает идиотскую мелодраму.
Сцепленные пальцы. Сижу на кровати и беззвучно пялюсь в пустоту. В голове по циклу прокручивается сотнями раз одно и тоже. Я не хочу, чтобы она умерла.
И никакого смысла в движении. Ни-ка-ко-го.
Горло перехватывает раз пятнадцать в день. В любом месте, в любое время - стабильно. Предавленная гортань и сухой писк на грани слышимости. И давить, давить, давить к чёртовой матери слёзы. Я не истерик.
Раннее утро. Голосят птицы. Я просыпаюсь, пора на работу. Наверное. Все тело хором протестует против подключения. Наверное, так умоляет старый ноут себя не включать: не надо, я не хочу ничего осознавать, я просто не хочу. Следующий взгляд на часы: 9:15. Блин. Опять проспал все на свете.
Тёплый голос в телефонной трубке. Быстрые возмущённые мески от подруг: какого чёрта?! как она смеет желать тебе быть несчастливой?! Какой-то день я мог им поддакивать. Да, дескать, какого чёрта. Сейчас просто свожу тему на нет. Ибо не собираюсь им про это говорить.
- Лучше бы ты торговал наркотиками на улице.
- Лучше бы я убил человека, да?
- Лучше бы ты убил человека.
Первый раз понимаю, что вот это я простить уже не смогу никогда. Понять - да, понял. Я знаю, почему она так говорит. Но вот сказать это - мне - это необратимо. Вред уже приченен. Это слова, которые взять обратно невозможно.
Ещё один бесчеловечный сдавленный писк. И я со злостью продолжаю рывок на беговой дорожке: лицо судорогой в беззвучный крик, подпевая срывающимся аккордам "Before he cheats" - я не слушаю ничего, что было бы хоть сколько-то в тему происходящего, но нервы настолько сдохли, что меня выбивает идиотский доминант-септ аккорд перед минором. До судороги, очередного озлобленного глотка - проглотить ком и осушить глаза, из которых так и не могут потечь идиотские слёзы.
Высокие потолки YMCA. Вентилятор. Здесь я провел, судя по всему, большую часть своего свободного не-рабочего времени. Тёмно-сиреневые скамейки, тяжесть гирь. Пу-сто-та. Если забить себя на час, то потом - уже после физической нагрузки - несколько минут блаженства: когда уже ничего не важно. Пустой, пустой, офигенно пустой взгляд в потолок. И слабая улыбка.
Я хочу жить.
Птицы голосят на улице.
Быстро, тайком: номер на телефоне.
- Здравствуй, счастье моё...
Стыд. Дожал сочувствие из друзей, из кого что мог, и, запоздало - досадой - стыд: не стоило, не следовало. По большому счёту, и это-то не следует... посему опять видимо необходимая оговорка: я не ищу жалости. Я иду сам.
Небо синее, торжествующее, яркое. Солнечный свет. Запредельным бледным вокалом белой anihilation: ве-сна...
И до полного расщепления молекул в ядерном взрыве: ве-сна....
Рывок за драгоценным Адвилом в тумбочку.
Лёгкое чёрное пальто. Таверна и знакомые глаза, знакомые люди. Беспричинный смех. Последние несколько дней я смеюсь не переставая.
Ве-сна. Весна идёт.
Весне дорогу. (с)
Неизлечимо.
Ничто серьезное в этом мире не-из-ле-чи-мо.
Наверное, оно так и должно быть. "На братских могилах не ставят крестов, но разве от этого - легче?!"
Я сильный для них всех. Дома. Досадно быть слабым для друзей. До-сад-но.
Хайвей и минус двадцать. Я езжу медленней.
И смеюсь. Не переставя. Не замолкая ни на секунду.
Его безумные глаза всё веселей и страшней. (с)
- На.. Попей воды..
Я реагирую автоматически, не я - Ли - когда женщина в истерике, надо дать ей воды.
- Я очень тебя люблю. Правда... Не смей нас бросать.
Моя жизнь напоминает идиотскую мелодраму.
Сцепленные пальцы. Сижу на кровати и беззвучно пялюсь в пустоту. В голове по циклу прокручивается сотнями раз одно и тоже. Я не хочу, чтобы она умерла.
И никакого смысла в движении. Ни-ка-ко-го.
Горло перехватывает раз пятнадцать в день. В любом месте, в любое время - стабильно. Предавленная гортань и сухой писк на грани слышимости. И давить, давить, давить к чёртовой матери слёзы. Я не истерик.
Раннее утро. Голосят птицы. Я просыпаюсь, пора на работу. Наверное. Все тело хором протестует против подключения. Наверное, так умоляет старый ноут себя не включать: не надо, я не хочу ничего осознавать, я просто не хочу. Следующий взгляд на часы: 9:15. Блин. Опять проспал все на свете.
Тёплый голос в телефонной трубке. Быстрые возмущённые мески от подруг: какого чёрта?! как она смеет желать тебе быть несчастливой?! Какой-то день я мог им поддакивать. Да, дескать, какого чёрта. Сейчас просто свожу тему на нет. Ибо не собираюсь им про это говорить.
- Лучше бы ты торговал наркотиками на улице.
- Лучше бы я убил человека, да?
- Лучше бы ты убил человека.
Первый раз понимаю, что вот это я простить уже не смогу никогда. Понять - да, понял. Я знаю, почему она так говорит. Но вот сказать это - мне - это необратимо. Вред уже приченен. Это слова, которые взять обратно невозможно.
Ещё один бесчеловечный сдавленный писк. И я со злостью продолжаю рывок на беговой дорожке: лицо судорогой в беззвучный крик, подпевая срывающимся аккордам "Before he cheats" - я не слушаю ничего, что было бы хоть сколько-то в тему происходящего, но нервы настолько сдохли, что меня выбивает идиотский доминант-септ аккорд перед минором. До судороги, очередного озлобленного глотка - проглотить ком и осушить глаза, из которых так и не могут потечь идиотские слёзы.
Высокие потолки YMCA. Вентилятор. Здесь я провел, судя по всему, большую часть своего свободного не-рабочего времени. Тёмно-сиреневые скамейки, тяжесть гирь. Пу-сто-та. Если забить себя на час, то потом - уже после физической нагрузки - несколько минут блаженства: когда уже ничего не важно. Пустой, пустой, офигенно пустой взгляд в потолок. И слабая улыбка.
Я хочу жить.
Птицы голосят на улице.
Быстро, тайком: номер на телефоне.
- Здравствуй, счастье моё...
Стыд. Дожал сочувствие из друзей, из кого что мог, и, запоздало - досадой - стыд: не стоило, не следовало. По большому счёту, и это-то не следует... посему опять видимо необходимая оговорка: я не ищу жалости. Я иду сам.
Небо синее, торжествующее, яркое. Солнечный свет. Запредельным бледным вокалом белой anihilation: ве-сна...
И до полного расщепления молекул в ядерном взрыве: ве-сна....
Рывок за драгоценным Адвилом в тумбочку.
Лёгкое чёрное пальто. Таверна и знакомые глаза, знакомые люди. Беспричинный смех. Последние несколько дней я смеюсь не переставая.
Ве-сна. Весна идёт.
Весне дорогу. (с)
Неизлечимо.
Ничто серьезное в этом мире не-из-ле-чи-мо.
Наверное, оно так и должно быть. "На братских могилах не ставят крестов, но разве от этого - легче?!"
Я сильный для них всех. Дома. Досадно быть слабым для друзей. До-сад-но.
Хайвей и минус двадцать. Я езжу медленней.
И смеюсь. Не переставя. Не замолкая ни на секунду.
Его безумные глаза всё веселей и страшней. (с)
Развлекусь.